Дефект. Часть вторая.

Продолжение…

Александр Страж

Сергей Кран

IV.

 

Мы забурились с Саней в один небольшой бар неподалеку от ДК. Взяли пива, вяленой рыбы. Облюбовали подходящий столик у стены, расположились. Бар был для курящих. Я закурил. По телеку, что висел над барной стойкой, транслировали очередной футбольный матч кого-то с кем-то, впрочем, звук был не очень громким, не мешал разговору. Посетителей было не много, так что и фон, пока что, тоже был вполне приемлем.

— Чем занимаешься? – спросил меня Саня.

— Да, в конторе одной, инженерными системами. Ну, знаешь там, провода, трубы, вода, воздух, тепло.

— Ага, понятно. Значит, не по специальности работаешь?

— Ну, кто ж в наши дни по специальности работает?

— И то верно.

— С автоматикой приходится тоже работать, так что, отчасти по специальности. А ты чего творишь?

— Я-то? Да мы в шараге одной, с товарищами, датчики конструируем.

— Датчики?! Конструируете? Какие датчики? Всё же придумано давно уже! А живешь с чего? Семья есть? Женился?

— Да, жену Надя зовут, — улыбнулся Саня. – А живу с чего?.. Ну, мы там ещё приторговываем, типа бизнес, контроллеры возим разные, специфичные, оборудование всякое редкое, и редко применяемое. На жизнь хватает, в общем. Но это все так, для поддержки штанов. Основное занятие наше – датчики. Всё придумано, говоришь? Не скажи! Бывают такие ситуации, когда приходится придумывать, как измерить какой-нибудь параметр, в некоей эксклюзивной обстановке.

— Например?

— Да, куча! Приходи в гости, покажу. Я не только и не столько про это. Я про принципиально новые датчики.

— Ну, и как успехи?

Саня покачал растопыренной пятерней в воздухе:

— С переменным успехом. То мы «их», то «они» нас.

— Но, чаще «они» вас? – смеюсь.

— Ага!

Мы отпили по глотку, я снова закурил, пуская колечками, дым в потолок:

— Ну, что там дальше? Чего меряете-то хоть, чего регистрируете? Чего там принципиально нового?

Спрашиваю, а сам ловлю себя на мысли, что нет, годы прошли, а Санек все такой же чудной. Тараканы при нем. «Новое» они мерить собрались! Вот ведь! Однако Саня продолжает:

— Ну, как тебе объяснить процесс, явление или суть происходящего, если для них не изобрели еще, не придумали определений, названий  и формулировок? Как представить для себя то, что ни разу не видел, не трогал? Как создать модель, в своей голове, описывающую явление? Мы понимаем происходящее ровно настолько, насколько мы представляем для себя этот процесс, опираясь на багаж знаний накопленный нами. Мы с пеленок постигаем, познаем, запоминаем то, что нас окружает через свои органы чувств, так? Учимся тому, что дают нам люди или события вокруг, что дает нам наше общество, наш мир. И оперируя приобретенными знаниями, мы пытаемся познать новое.

— Мы познаем окружающее, через зрение, слух, осязание, обоняние, вкус, то есть знакомство, общение с миром и понимание мира зиждется на чувственном восприятии. Эволюцией или Создателем был определен, именно такой набор в пять «инструментов». Именно эти пять чувств, определяют всю гамму и палитру происходящего с нами. Мы, именно, ими и пользуемся. С помощью них и благодаря им, мы живем. Черт возьми, человек это очень чувственное существо!

— А теперь я спрашиваю тебя, а как тебе рассказать, чтобы ты понял, о чем-то, о чем ты понятия не имеешь? Как тебе, в этой системе и оперируя понятиями этой системы, объяснить суть явления, которого ты не понимаешь и не можешь себе представить? Только с помощью аналогий… иносказаний…

— А вот понять, или представить, что значит потерять возможность пользоваться, хотя бы одним из органов чувств, достаточно просто. Просто закрой глаза, а лучше завяжи их шарфом. И попробуй целый день прожить, ничего не видя. Ты поймешь, что ощущают люди потерявшие зрение. Кстати говоря, такого рода эксперимент можно провести и с ушами. Так ты познаешь, каково это, быть  глухим…

— Человек сразу чувствует свою ущербность, теряя возможность ощущать мир.

Короче, Санек совсем загнал тему с пьяного разговора, его куда-то понесло. Я перестал понимать, куда он клонит:

— Ты это к чему?

Он сидел напротив меня за столиком и внимательно смотрел мне в глаза. Однако отвечать на вопрос не торопился. Я не выдержал паузы:

— Ладно, Сань! Я, пожалуй, потопал до дома. Хорошо встретились. Посидели. Погнал я, ок?

— Серега, стой! Нет, если хочешь, иди, конечно. Просто, что тебе дома делать?

— Как что? Жена, дети! – соврал я.

— Понятно. Слушай, давай посидим. Хочешь, я еще пива возьму? Историю расскажу про чувства и слепоту, пивка попьем!

Домой мне было на самом деле еще рановато, пивка попить я был не прочь, но вот то, что Санек начал по пьянке нести хрень какую-то, напрягало…

— Ладно, давай еще по кружке, и я домой! – согласился я.

Саня, покачнувшись, встал из-за столика и пошел к бар-стойке.

V.

Будильник вернул меня к реальности. В мире появились другие цвета и звуки, а к ним добавился запах жареной яичницы и кофе.  Это мама заботилась обо мне, оболтусе, чтобы решительно заявить, что не выпустит меня из дома – пока не позавтракаю. Я очень виноват перед ней. Благодаря мне она  вынуждено прошла  путь от веры в мою уникальность, до горьких слез во время моего лечения в психушке. Больше она не верит мне, а я не стараюсь что-то доказывать. Но в этом нет беды, сложность осталась в том, что моя бедная мама отказывается понимать, почему я не хочу общаться с людьми, которые могут быть мне полезны. Объяснять слепому, как важен цвет – не простое занятие.

— Доброе утро, — говорю я, выйдя из ванной.

— Звонил Константин Ильич, — реагирует на мое приветствие мама.

— Понятно.     

Сажусь за яичницу и опускаю глаза. Константин Ильич звонит маме с тех пор, как она, будучи уверенной, в моем абсолютном слухе, уговорила меня пройти вступительный экзамен в консерваторию. Как объяснить ей, что рукотворные инструменты звучат как жалкое подобие настоящих, существующих независимо от человека? Это все равно, что заменять скрипичную партию игрой на пиле. Звук — есть, а музыки – нет. Кроме того, я точно знаю, почему он названивает. Дело не во мне, а в маме.

— Что тебе понятно, — устало садится она напротив. – Он нашел тебе подходящий инструмент на первое время. Он верит в тебя. И я верю, ты можешь стать великим, Саша. Это же уникально – уметь то, чему ты никогда не учился!

Тяжело вздыхаю и оставляю, воскресшую было попытку все объяснить. В вопросах профессии у меня почти нет выбора. Я не могу работать с людьми, потому как слишком хорошо вижу и слышу их, у цвета и звука есть свои правила и нужно быть идиотом, чтобы не разобраться в них за полные семнадцать. Музыка – слишком серьезное испытание, как и все, что связано со стуком, транспортом, станками, строительством. Эта какофония с легкостью доводит меня до состояния нервного истощения или близкого к сумасшествию. Я чувствую себя как под пыткой. Что остается: работать в полях? Лечить животных? Как мне кажется, я нашел оптимальный вариант.

— Почему бы тебе не встретится с ним. Обсудите детали, — с надеждой произношу я.

— Шурик, ты серьезно? – она подозрительно прищуривает глаза.

— Серьезно. Хотя надеюсь, у вас найдутся темы поинтересней.

Вижу, как мама обижено убирает руки со стола и скрещивает их на животе.

— Ты все шутишь.

— Правда, ма, — подскакиваю из-за стола и целую ее в щеку. – Спасибо, вкусно. Мне пора.

Чувствую, что оставляю мать в некотором замешательстве, но продолжаю торопливо одеваться. До универа пешком идти минут сорок. Если бы рубашка на бегу не промокала от пота, а волосы не взъерошивались, то я бы добрался вдвое быстрее.

— Ты себя не ценишь, Шурик, — привычно заводится мать.- Иди-иди. Становись таким же, как этот вечно немытый и пропахший  табаком Димка из восьмого подъезда. Тот тоже все от своего компьютера оторваться боится. И ты будешь всю жизнь штаны на задворках человечества протирать. Вон  ссутулился уже весь!

— Ну и ладно, мам. Зато заработаю кучу денег и отправлю вас с Ильичем на острова, — заговорщицки хохочу и обнимаю обреченно опустившую руки родительницу.

— Невозможный, — поглаживает меня по спине она. – Будь осторожен, следи за машинами. Сейчас столько лихачей: такое ощущение, что они специально пьют, чтобы…

Оставляю маму наедине с бесконечными переживаниями и бегу по лестнице.

 

VI.

…Саня, покачнувшись, встал из-за столика и пошел к бар-стойке.

Так-то бар был неплохим, уютным. В меру дорогим, поэтому шумной молодежи тут не замечалось, но дорогим в меру, я себе такой бар позволить мог, чтобы попить в нем пива.

Вернувшись, он принес четыре кружки светлого пива, снеди какой-то к нему. Мы, молча, чокнулись, уже в который раз за сегодня. Саня выудил сигарету из пачки, лежащей на столе, чиркнул дешевой одноразовой зажигалкой, глубоко затянулся и уставился в одну точку, как будто задумавшись о чем-то.

— Сань! – одернул его я, — ты же вроде хотел рассказать чего-то про слепоту? Чего ты?

— А? Да-да. Слушай.

— Ты же знаешь, наш мозг собирает и анализирует информацию, которая поступает к нему по нервной системе в виде электрических импульсов от наших органов чувств. Все наши чувства – это суть интерпретация нашим мозгом или колебаний различных сред, с различными частотами или воздействия раздражителей на наши рецепторы. Все что мы ощущаем, то, есть изменение, колебание окружающей среды. А наши органы чувств, это суть – датчики, которые фиксируют воздействия, превращают воздействия в электрические сигналы, которые уже в свою очередь, интерпретируются мозгом по наработанным алгоритмам.

— Ты это к чему, вообще? – вопрошаю я.

— Сейчас поймешь. Зрение. Мы видим свет. Когда мы говорим «видим», мы с тобой понимаем, о чем идет речь, ибо и ты и я имеем такую способность, мы с тобой находимся в рамках одной системы, и используем одинаковые понятия, для описания происходящего. Мы видим. Видим электромагнитное излучение спектра, в диапазоне от инфракрасного, до ультрафиолетового. Суть – колебания электромагнитной волны в определенном диапазоне частот. Это понятно же?

Я:

— Ладно, это допустим понятно. Со слухом тоже всё ясно. Звуковые волны создают колебания молекул воздуха, а те, в сою очередь, бьются о барабанную перепонку, создавая на ней колебания, далее эти колебания трансформируются в электрические импульсы. Понятно! А вот как быть со вкусом и обонянием? Я ем кусок жаренной свинины. Ощущаю её на вкус. Тут у нас что?

— Механизм воздействия молекул или соединений молекул на наши рецепторы. Когда ты вдыхаешь воздух, раздражающие вещества попадают на твои обонятельные рецепторы. Перестаешь вдыхать, воздействие веществ, прекращается. Со вкусом примерно тоже самое. Жуешь, глотаешь, соединения молекул раздражают различные сосочки на языке, отвечающие за разные вкусы, далее сигналы в мозг, и вот ты чувствуешь вкус пищи. Кстати, ты в детстве никогда не пробовал продлить вкус конфет или газированной воды?

— ?

— Ну, ты разве не пробовал набрать газировки в рот, и не глотать? Типа, сладкая газировка во рту, ты её не глотаешь, кайф, вроде бы, должен длиться и длиться, однако, прекращая глотать, ты прекращаешь испытывать наслаждение от пития газировки.

 — Ну, было дело, конечно. Все проходят через это. Только тут механизм еще на получение удовольствия завязан. При проглатывании, в мозгу выделяются эндорфины, которые отвечают за наслаждение, таким образом, эволюцией был заложен принцип стимуляции питания организмов – проглотил вкусную еду – получи удовольствие, не глотаешь – кайфа нет.

Саня:

— Ну, а с осязанием совсем все просто. Окружающая среда, непосредственно раздражает нервные окончания кожи, и далее, по известной схеме. Недаром говорят, пощупать на ощупь, то есть потереть рецепторами обо что-то. Кстати говоря, глаза видят свет в диапазоне от инфракрасного, до ультрафиолетового. А вот кожа «видит» в инфракрасной части спектра, она чувствует тепло.

— Хорошо! Я только все равно не понял. К чему ты клонишь? Для чего этот ликбез?

— К тому, что вопрос имеется. Почему у человека, только пять чувств? Почему так? Коли мы воспринимаем воздействие различных сред, то почему такой набор? Почему пять органов? А?

— Природа нас мудро наградила, предусмотрела все необходимое. Укомплектовала всеми необходимыми «датчиками».

— А ты думаешь, в таком наборе чувств мы получили совершенный инструментарий? Думаешь, что на свете, нет ничего такого, о чем мы пока не знаем и представления не имеем? Мы просто эволюционировали в такой среде обитания, поэтому нас укомплектовали таким набором. Для примера, твари, которые копошатся под землей, и не появляются на свету, у них же нет органов зрения, они же не видят. Им не нужен такой орган, потому что нет такого воздействия окружающей среды. Может быть, мы просто живем в таком мире, где на нас не влияет нечто другое. Как черви под землей.

Задумавшись на пару секунд, Саня продолжил:

— Вот мы и пытаемся сделать датчик, который бы регистрировал колебания или воздействия другого рода, и переводил бы эти колебания в электрические импульсы. А дальше, мы бы просто построили по этим импульсам любую интерпретирующую картинку.

— Пытаетесь… Значит, успехов нет? А ты с чего решил, что есть что-то другое? Ты еще скажи, что пресловутый эфир существует.

— Я не говорю эфир…

— Тогда на что намекаешь? На потусторонние силы?

— Нет-нет-нет! Ты чего! Все в рамках науки.

— Тогда я не пойму, «пойди туда не знаю куда, принеси то, не знаю что». Как можно найти, посредством чего, то о чем ты понятия не имеешь?!

— Ну, знаешь… Не совсем на пустом месте все…

— ?!

— Знаешь, у меня дядька один есть. В дурке работает. Заведующим отделением. У него в практике был один странный случай. Паренек один был странный.

— Чего в нем странного было? – усмехнулся я.

— Пареньку лет восемнадцать было. Попал к дядьке в отделение с психическим расстройством. Парень думал, что у него любимая девушка погибла. Жить не хотел. Месяц в психушке пролежал. Там на ноги его и поставили. Сейчас вроде бы все в норме.

— Ну, и?

— Истории интересные он рассказывал, пока на ноги его ставили. Записывалось это все.

— Ну и что? Очередной псих, себя Наполеоном посчитал?

— Ха-ха. Нет, конечно. Дядька мне эти записи показывал.

— И чего там паренек нарассказывал?

— Ну, если вкратце…